☝ХЭЙДЗОСИН - Спокойствие духа
Как-то раз Миямото Мусаси поинтересовался у своего юного ученика Дзётаро, в чем тот видит цель жизни. Юноша, не задумываясь, ответил:
— Быть как вы!
— Маловато для цели, — пожурил его Мусаси. — Лучше стать как гора Фудзи-сан, настолько широкая и прочная у основания, что даже самые сильные землетрясения не в состоянии пошелохнуть ее, и настолько высокая, что с ее склонов самые высокие постройки людей кажутся игрушечными. Если разум твой будет так же высок, как Фудзи-сан, ты сможешь видеть все как на ладони. Ты увидишь те причины, из которых проистекают события, а не просто то, что творится вокруг.
Поднимаясь по извилистой горной тропе, Мусаси и Дзётаро дошли до того места, где над дорогой навис огромный валун. Поначалу им показалось, что при малейшем движении его громада сорвется с откоса и раздавит их. Присмотревшись, они, однако, поняли, что камень настолько прочно врос в склон, что только мощный природный катаклизм сможет его высвободить. Как бы то ни было, Дзётаро опасливо поспешил прошмыгнуть под валуном и отбежать подальше. Преспокойно последовавший за ним Мусаси не мог не заметить реакции ученика, напуганного камнем, и воспользовался этим примером, чтобы лишний раз закрепить урок.
— Ты должен тренироваться, чтобы стать как этот валун, — сказал Мусаси пристыженному Дзётаро. — Когда твоя сила скрыта от глаз и укоренена так глубоко, ты непоколебим. При этом так могуч и громаден, что видимая твоя часть заставляет людей съеживаться под твоей тенью.
Мусаси осознавал, что конечная цель совершенствования в искусстве меча заключается в том, чтобы добиться такого мастерства и такого духовного развития, при котором уже одно твое присутствие наводило бы страх на окружающих и ни один храбрец не отважился бы бросить тебе вызов. Жизнь самого Мусаси красноречиво доказала, что подобная цель хоть и трудна для всех, но вполне достижима для некоторых. Поднявшемуся же на такой уровень редко (если вообще когда-нибудь) придется вступать в поединки.
Именно это редкое качество Мусаси впоследствии искал, подбирая достойных учеников. Уже удалившись от дел и совершенствуя свой дух через искусство живописи, скульптуры и каллиграфии, Мусаси все же принял приглашение даймё Кумамото прибыть к нему в замок и обучить лучших самураев, которые готовились стать наиболее приближенными слугами и телохранителями. Даймё настолько высоко ценил Мусаси, что распорядился, чтобы все его самураи — а их у него было в подчинении несколько сотен — выстроились по обеим сторонам улицы, соединяющей городские ворота с замком. Когда Мусаси проходил мимо них, каждый отвешивал ему уважительный поклон. При этом он заметил, что даже эти закаленные бойцы отворачиваются под его прямым взглядом. Только одного самурая не смутило это привычное для самого Мусаси выражение лица.
По прибытии в замок даймё поинтересовался, произвел ли кто-нибудь из самураев на Мусаси особенно благоприятное впечатление. Вероятно, он просто хотел удостовериться в том, сумел ли гость с первого взгляда определить наиболее искусных фехтовальщиков. Вместо ответа Мусаси подвел даймё к тому человеку, который не опустил глаз, и заявил:
— Вот этот.
— Не понимаю, — изумился даймё. — Он почти не тренируется и занимает весьма скромный чин. Откровенно говоря, его главная обязанность — тесать камни для замка.
— Может быть, — ответил Мусаси. — И все-таки это ваш лучший самурай. — Повернувшись к каменотесу, Мусаси осведомился: — Расскажи-ка мне, как ты занимаешься, что не испытываешь страха перед лицом смерти.
— Да я и не занимаюсь-то, — признался самурай. — Просто каждый вечер, укладываясь спать, я вынимаю из ножен меч и подвешиваю его на тонкой веревке над головой. Потом ложусь под ним и смотрю на его острие, пока ни засыпаю.
— Он и вправду ваш лучший самурай, — сказал Мусаси с понимающей улыбкой. — Он единственный из ваших людей каждый день сталкивается со смертью, поскольку знает, что в любой момент вместе с тонкой веревкой может оборваться и его жизнь. Вот из кого я подготовлю для вас личного телохранителя.
И все же с возрастом Мусаси, к своему величайшему разочарованию, осознал, что даже такого уровня развития характера недостаточно. Хотя даже самые храбрые самураи опасались смотреть ему в глаза, ему не раз бросали вызов, и он был вынужден убить в общей сложности более шестидесяти противников. Он обнаружил, что его сила и непобедимость притягивают, как свечка мотылька, искателей славы. Ведь всякий, кому бы удалось одолеть легендарного Мусаси, в один миг прославился бы, получил право открыть собственную школу и наверняка получил бы доходное и престижное место слуги какого-нибудь даймё, а то и самого сегуна.
Спустя еще несколько лет Мусаси снова удалился в горы, на сей раз вместе со своим закадычным другом и учителем — монахом Сохо Такуаном. Они медитировали в состоянии дзадзэн на берегу тихого ручья с крохотным водопадом, когда ощущение тревоги подсказало Мусаси, что рядом есть кто-то еще. Оставаясь внешне в безмятежности, он одним взглядом отыскал неторопливо скользящую под кустами возле Такуана ядовитую гадюку.
Мусаси, затаив дух, молча наблюдал за смертоносной змеей. Он прекрасно знал, что малейший шорох может напугать ее и заставить наброситься на его друга. Тут он с изумлением увидел слабую улыбку на губах Такуана, который тоже заметил гадюку и теперь спокойно взирал на то, как она ползет по его ногам. Но еще удивительнее невозмутимости монаха перед лицом надвигающейся опасности было то обстоятельство, что змея как будто воспринимала его как естественную часть ландшафта.
Переползя через Такуана, змея продолжила свой путь по направлению к Мусаси. В шаге от него она учуяла его присутствие и отпрянула, изготовившись к нападению. Мусаси остался неподвижен. При этом от него исходила такая угроза, что гадюка, недолго думая, ускользнула в кусты и больше не показывалась. Любой другой человек, имей он столь пугающую ауру, непременно возгордился бы, тогда как Мусаси не испытал ничего, кроме стыда, поскольку понял свой самый главный недостаток.
— Что тебя так огорчило? — спросил Такуан, заметив, как изменилось настроение друга.
— Всю жизнь, — посетовал Мусаси, — я учился наводить страх на окружающих, чтобы никто не дерзнул на меня напасть. Я своего добился, и теперь все живые существа инстинктивно боятся меня. Ты видел, как эта гадина улепетывала от меня?
— Да уж видел, — ответил монах. — А поскольку она так на тебя и не напала, значит, ты победил ее, не нанеся ни единого удара. Так что благодаря твоему замечательному мастерству теперь и ты, и змея живы. — Хотя он знал ответ, Такуан все же поинтересовался: — Так что же ты расстраиваешься?
— Потому что я так силен, что никто не может со мной сравниться. Мне никогда не обрести истинный мир. — Мусаси указал на монаха и восторженно продолжал: — Не то что ты. Ни ты змеи не испугался, ни она тебя. Твой дух настолько спокоен и естественен, что она приняла тебя за камень. Ты для нее все равно что дерево или ветер. И люди относятся к тебе точно так же.
Такуан только улыбнулся, довольный тем, что его друг сделал для себя это открытие.
Остаток жизни Мусаси посвятил тому, чтобы поднять свой дух до уровня духа Такуана. То состояние рассудка, тот идеал, который вдохновляет всех последователей боевых искусств, называется хэйдзосин. Буквально это означает "постоянно непоколебимый дух", однако подобный перевод верен лишь отчасти. Понять природу хэйдзосин до конца можно, только зная нюансы японского языка. Этот термин состоит из трех кан-дзи (идеограмм): ХЭЙ-ДЗО-СИН.
"Хэй" в японском языке имеет множество связанных между собой значений: "мирный", "спокойный", "постоянный" и т. д. В русском языке ему можно найти аналогию со смыслом "ровный" или "равный", как, скажем, в слове "уравновешенный".
"Дзо" имеет более четкое значение: "всегда", "постоянно" или "постоянный".
"Син" переводится и буквально, и фигурально как "сердце" с теми же оттенками значения, что и в других языках. Сердце в понимании как жителя Востока, так и Запада, это не только внутренний орган, качающий кровь, но и душа, эмоции, характер — вся духовная сущность личности.
Таким образом, хэйдзосин подразумевает, что внутренне человек пребывает в постоянном безмятежном спокойствии.
